В разгар пандемии COVID-19 заключенные остаются одной из самых уязвимых социальных групп. Держать дистанцию, чаще мыть руки, свести контакты к минимуму – всех этих рекомендаций заключенные не придерживаются, потому что не могут. Правозащитники уверены, что единственный эффективный способ предотвратить или смягчить вспышку коронавирусной инфекции в местах лишения свободы – разгрузить учреждения. Многие страны начали отпускать заключенных домой еще месяц назад. В России о таком сценарии пока остается только мечтать.

– Сын мне сейчас звонит, я спрашиваю, как дела, он говорит: "Мам, я берегусь, как могу. Потому что не дай Бог что, я даже к врачу не смогу попасть. Очередь в медсанчасти просто не выстоять". И это происходит во многих колониях, не только в нашей, – рассказывает Ирина (имя собеседницы изменено).

Сын Ирины отбывает наказание в одной из колоний Новосибирской области. В колониях в связи с эпидемией коронавируса приостановлены свидания, в некоторых запрещены передачи и посылки. Во многих колониях в разных объемах и с разной частотой проводится санитарная обработка. В то же время, по словам родственников, в большей части учреждений по-прежнему попасть к врачу заключенные могут с большим трудом – в медсанчасть выстраиваются очереди, так что ни о какой "социальной дистанции" речи не идет.

– Сын говорит, что в их колонии из-за коронавируса пока мало что изменилось. Сохраняется сложная ситуация в плане получения медпомощи: есть регламент, прописанный в ПВР (правила внутреннего распорядка) и в УИК (уголовно-исполнительный кодекс РФ). Там сказано, что заключенный не имеет права получить медпрепараты, даже витамины, без назначения врача. Соответственно, чтобы получить назначение, ты должен попасть на прием к врачу. Что такое попасть на прием к врачу в колонии, в которой содержится больше тысячи человек? – говорит Ирина. – При этом после введения карантина количество сотрудников не увеличилось, пропускная способность медчасти осталась прежней. А в период сезонных обострений вирусных заболеваний – весна, осень – на прием заключенные идут толпами, всех принять один врач не может. Прийти пораньше и занять очередь как в гражданской больнице ты там тоже не можешь, потому что у тебя есть расписание – ты должен в 6 часов утра встать, сходить на зарядку, потом позавтракать. И только потом пойти к врачу. Если ты работающий человек, забудь в принципе, что ты можешь попасть к врачу, потому что у тебя еще более жесткий график. Ты можешь попасть в медчасть только после того, как обязательные мероприятия будут закончены.

По словам сына Ирины, в колонии, в которой он сидит, не проводилась санитарная обработка бараков, но обрабатывается общая территория лагеря, заключенные продолжают дожидаться приема врача, стоя в очереди, и далеко не все могут своей очереди дождаться. Он подчеркивает, что изменилось в колонии только питание: в учреждении заключенных стали кормить лучше.

– Может быть, это единственное, что смогла сделать колония своими силами. Да, сотрудники носят маски, и даже заключенным выдали по одной, непонятно, правда, на какой срок эта одна. Но с медициной все остается плохо, – говорит Ирина. – Если ты можешь идти на работу, ты идешь. Если не можешь, если у тебя температура или еще что-то, лежишь в бараке. При этом, если ты себя плохо чувствуешь, ты не можешь отлежаться: ты должен выйти на зарядку, иначе получишь взыскание, если у тебя нет документа, подтверждающего твою болезнь. А нет его, потому что ты либо заболел в ночь, либо вчера не смог дождаться очереди к врачу. Так и получается, что те, у кого температура высокая, попадают к врачу, только когда она спадает, через несколько дней. А до этого человек просто лежит в общем бараке.

Ирина рассказывает, что в феврале сын сильно заболел, в медсанчасть попал не с первого раза. А когда удалось посетить врача, заключенному, несмотря на то что у него был сильный кашель и высокая температура, не могли дать даже отхаркивающее средство – не было.

– Поэтому родственники возят лекарства сами. Чтобы передать сыну медикаменты, я прошла очередной круг ада. Он заболел в пятницу, на прием к врачу попал только в среду, врач выписал ему рецепт. Я привезла лекарства, а получил он их только через несколько дней, после моего звонка в медчасть, – вспоминает Ирина. – Сын говорит, что в их бараке никто сейчас не болеет. А вообще, на воле никто на самом деле не знает, есть в зонах коронавирус или нет. Кто их там будет проверять? На воле не хватает тестов, что уж про тюрьмы говорить. Но противостоять вирусу у многих там нет шансов – у заключенных убитый иммунитет. И многие осужденные, которые тяжело болеют, понимают, что если им повезет, то они в медсанчасти получат таблетку парацетамола, которая совершенно не решает их проблемы. Потому что медицинские посылки сейчас принимают далеко не везде. Это система такая. Я с другими родственниками разговаривала, и все пересказывают одну и ту же фразу, сказанную администрацией заключенным то ли всерьез, то ли в шутку: "Ребята, держитесь сами. Заболеете – лечить не будем, закроем в бараке, вот и все ваше лечение".

Дезинфекция или две бутылки на барак

31 марта премьер-министр России Михаил Мишустин по итогам заседания президиума Координационного совета по борьбе с распространением коронавируса поручил Минпромторгу, Минюсту и Минздраву до 1 апреля обеспечить учреждения ФСИН средствами индивидуальной защиты, тест-системами и медицинским оборудованием для борьбы с коронавирусной инфекцией.

3 апреля на сайте ФСИН появилось сообщение о том, что был организован "круглосуточный мониторинг и контроль за эпидемиологической ситуацией в учреждениях и органах УИС (уголовно-исправительная система) <…> во всех учреждениях организованы медицинские посты для выявления больных с респираторными симптомами. На всех объектах УИС <…> проводятся дополнительные дезинфекционные мероприятия с применением современных специальных средств и бактерицидных облучателей".

На сайте также сказано, что руководителям медико-санитарных частей ФСИН дано указание обеспечить в учреждениях запас лекарств, "рекомендованных к использованию в отношении вирусных инфекций и их осложнений, дезинфицирующих средств, бесконтактных термометров, средств индивидуальной защиты".

6 апреля ФСИН заявила, что еще три дня назад во всех учреждениях УИС организовали санитарный день: проведены "дезинфекционные мероприятия", влажная уборка и кварцевание.

Правозащитники и родственники заключенных в то же время продолжают говорить о нехватке лекарств и повышенном риске распространения коронавируса в местах лишения свободы. Они утверждают, что описанная на сайте ФСИН санитарная обработка проводится далеко не во всех учреждениях.

Муж Юлии Киркач отбывает наказание в ИК-8 по Республике Коми. Женщина отмечает, что, по словам мужа, на этой неделе заболевших в колонии нет, но нет и масок. Из дезинфицирующих средств – две бутылки спиртосодержащего средства на барак.

– За все время туда два раза только привезли лампу и прокварцевали помещения. А лампа, вообще-то, в подобных ситуациях должна каждый день работать. Еще заключенным выдали набор, который фактически должны выдавать каждый месяц: зубная щетка, зубная паста, маленький кусочек мыла и маленький рулон туалетной бумаги. Мыла вообще не хватает, мой муж докупает его в магазине. Медсанчасть работает как обычно: очереди, лекарств нет, – говорит Юлия. – Мужа недавно закрыли в ШИЗО (штрафной изолятор) за то, что он не вышел на построение. На построение он не вышел потому, что плохо себя чувствовал, а к врачу попасть не мог. После этого тюремный врач его принял, назначил обезболивающие уколы. Но в один из дней муж пришел на очередной укол, час простоял в очереди, и потом в итоге ему сказали, что принимать его не будут и делать укол не будут. Всё. Температуру там, как и в некоторых колониях, массово никто заключенным не меряет.

"Если полыхнет, то полыхнет везде"

Правозащитники отмечают, что ситуацию в российских исправительных учреждениях контролировать извне практически невозможно. Несмотря на указания, опубликованные ФСИН, решения принимаются на местах, ситуация в каждой колонии зависит исключительно от администрации учреждения, а большая часть информации о нарушениях за пределы учреждений не выйдет. На официальные запросы, по словам правозащитников, ФСИН не отвечает, но продолжает заявлять, что заболевших коронавирусом в колониях и СИЗО нет. Сколько сотрудников и заключенных были протестированы на COVID-19, также не сообщается.

В то же время в разных регионах страны в колониях и СИЗО фиксируются случаи, когда у заключенных проявляются симптомы вирусной инфекции, схожие с симптомами, характерными для коронавируса. ОНК (общественная наблюдательная комиссия) не исключает, что это могут быть вспышки обычных сезонных заболеваний ОРВИ.

1 апреля правозащитники рассказали о большом количестве заболевших в СИЗО-1 Москвы – у заключенных высокая температура и "признаки пневмонии".

"Люди стучат в двери и просят помощи. В СИЗО один врач… Ни у кого не берут анализы, поясняют, что нет возможности. Вообще ни у кого никаких анализов. Больных администрация пыталась закрывать в карантин, но там всё забито, с больными вместе сажают вновь прибывших – карантин вообще предназначен для них, а не для больных. Потом новые идут в камеры. Люди просят помощи у тюремщиков, но те сами в растерянности", – пишет журналист, руководитель Благотворительного фонда помощи осужденным и их семьям Ольга Романова.

Еще через несколько дней правозащитники опубликовали рассказ экс-мэра Рязани Валерия Рюмина, отбывающего наказание в ИК-5 Рязанской области. Он рассказал, что 15 марта заместитель начальника ИК-5 майор внутренней службы по фамилии Баринов вернулся из Таиланда, спустя два дня вышел на работу.

"30 марта заболел, признаки ОРВИ, тест на коронавирус положительный. За период работы с 17 марта по 30 марта дважды дежурил сутками, был ответственным за все. Во время суточных дежурств обходил все (!!!) помещения колонии, включая столовую, кухню, библиотеку, жилые бараки. Последний раз Баринов заступал на сутки 28 марта 2020. Сейчас тяжело болен наиболее часто контактировавший с Бариновым сослуживец, он помещен в инфекционную больницу им. Семашко в Рязани. Его жена и дети помещены под домашний карантин", – сказано в публикации.

По словам Рюмина, 3 апреля у него и у экс-губернатора Кировской области Никиты Белых, отбывающего наказание в этой же колонии, вирусологи взяли тест на коронавирус, результаты неизвестны, но в тот же день весь отряд, 170 человек, закрыли в жилом помещении, еду передают через дверь. По словам заключенного, в ИК-5 сотрудники носят маски, сшитые заключенными этой же колонии, санитарная обработка помещений не проводится.

Уже на следующий день после этой публикации УФСИН по Рязанской области подтвердила информацию о том, что один из сотрудников колонии заболел коронавирусной инфекцией. В пресс-службе утверждают, что взяли анализы у всех, кто контактировал с надзирателем, и у всех заключенных с признаками ОРВИ – все результаты отрицательные.

Правозащитники уверены, что в случае, если хотя бы один человек успел заразиться, остановить вспышку внутри колонии будет невозможно.

– Большую часть информации мы получаем от родных, адвокатов и, что удивительно, поступают анонимные, очень осторожные сведения, как мы предполагаем, от сотрудников ИУ (исправительное учреждение) – никто не бессмертен. Скорее всего, они тоже нервничают из-за этой ситуации, – комментирует эпидемиолог, координатор Благотворительного фонда помощи осужденным и их семьям Анна Клименко. – Сведения очень разные. В некоторых колониях, по словам родственников, все относительно спокойно. Из других колоний приходят сообщения, что очень много больных какой-то вирусной инфекцией, которая по симптомам действительно похожа на COVID-19. В некоторых колониях аналогичная волна уже прошла. Да, наверное, ФСИН номинально проводит какие-то карантинные мероприятия. Они заключаются в том, что сотрудники ходят в масках, им меряется температура при входе на работу, проводят кое-где дезинфекцию. Некоторым дают на отряд для дезинфекции пачку стирального порошка, некоторым стали давать на ужин луковицу. Где-то повесили расписание кварцевания помещений, заключенным выдают лампу, и они кварцуют. Рассказывают, что зэки не хотят выходить на построения, многие за это загремели в ШИЗО. Как сейчас может распространяться болезнь в СИЗО и колониях? Мы можем дать только очень грубую оценку: от 0 до 100%. То есть если нет, то нет, а если полыхнет, то полыхнет везде. Есть тяжелые ситуации: то, что происходит в московском СИЗО-1, похоже на катастрофу. В колонии Рязанской области заболевших вывезли из ИК-5 в ИК-2, при этом, как нам сообщают, конвой, который их вез, потом просто сбежал. Конечно, это все нуждается в проверке, но общий фон тревожный. Это усугубляется тем, что во многих учреждениях перебои со связью, плохо доходят письма, звонки редкие.

Прогнозов нет

Одним из главных факторов, способствующим распространению инфекций в местах лишения свободы, правозащитники называют перелимит: в СИЗО и колониях слишком много людей, зачастую их количество превышает количество мест в исправительном учреждении. Таким образом, в условиях, когда в одном отряде может быть больше ста человек, говорят правозащитники, любой вирус распространяется очень быстро, и тогда получить своевременную медицинскую помощь могут далеко не все заключенные.

Общественники высказывают опасения, что обеспечить все учреждения необходимыми средствами защиты от вируса и медикаментами система просто не может, а один врач в СИЗО или колонии физически не может контролировать состояние всех заключенных в учреждении, поэтому как именно будут исполняться предписания ФСИН, остается неясным.

В распоряжении Благотворительного фонда помощи осужденным и их семьям оказался документ за подписью заместителя начальника ГУФСИН по Свердловской области Александра Шека (есть в распоряжении редакции). В нем сказано о необходимости в связи с "напряженной обстановкой на территории Российской Федерации" перепрофилировать помещения отрядов в обсерваторы "для изоляции спецконтингента с подозрением на заболевание новой коронавирусной инфекцией, исходя из 20% от лимита учреждения".

Исходя из текста распоряжения, в каждой колонии Свердловской области для заключенных с подозрением на коронавирусную инфекцию будет дополнительно обустроено в среднем от 100 до 300 коек. При этом, отмечают правозащитники, остается неясным, кто и как будет оказывать помощь таким изолированным заболевшим.

Автор проекта "Женщина. Тюрьма. Общество" Леонид Агафонов подчеркивает, что в случае попадания инфекции в учреждения ФСИН, эти учреждения сами станут очагом распространения инфекции.

– Мы здесь можем куда-то сходить, сдать тест, купить маски втридорога. Как это происходит во ФСИН? Сколько масок туда завезли? А тестов? Большая часть масок и дезинфицирующих средств приобретается не централизованной закупкой, большую часть всего этого привозят родственники, – говорит Леонид Агафонов. – В медсанчасти обычно 20 коек, в лагере 1000–1500 человек. Попасть в медсанчасть можно, только когда сотрудник тебя туда выведет, предварительно надо записаться. Люди в медчасти сидят в очереди и спокойно общаются, и если среди них есть один зараженный коронавирусом, то сами понимаете. Еще большая проблема в том, что все заключенные примерно в одно и то же время ходят в столовую. Любая инфекция, которая туда попадет, уложит практически весь лагерь. Что касается дезинфекции, ее часто проводят сами заключенные. Дезинфекция – это понятие растяжимое. Есть какие-то общие стандарты, а есть другое: обычно дадут заключенному хлорку, чтобы он там что-то промыл и убрал. Но это не является дезинфекцией. Эта дезинфекция разовая, она не решает проблемы. Конечно, возможно, если хлорки хватит, они будут какое-то время дезинфицировать. Но я сомневаюсь. В системе ФСИН не предусмотрены такие экстренные меры. Экстренные меры – это поставить пулемет на вышках и никуда никого не выпускать. Но это никак не связано с распространением инфекции. Конечно, они будут говорить, что всем меряют температуру, но что на самом деле творится в зонах, одному богу известно.

Агафонов отмечает, что в исправительных учреждениях у довольно большой части заключенных есть хронические заболевания, 20% инфицированы ВИЧ, что резко повышает риск осложнений от любой инфекции.

– Мы отслеживаем ситуацию, но мы не можем дать экспертизу. Люди болеют, есть сигналы, но мы не можем сказать, что это коронавирус. Это может быть просто сезонное инфекционное заболевание. Никому из тех, кто к нам обращался, тест на коронавирус не делали, – говорит Агафонов. – Одна из основных проблем: люди не могут получить там нормальное квалифицированное лечение. Сколько мы ходили в зоны, это первая жалоба. Если инфекция уже в зоне, то люди уже болеют. Кто-то умрет, кто-то выйдет с хроническими заболеваниями. Государство упустило время.

В то же время правозащитники отмечают, что учреждения, которые действительно увеличили количество санитарных мероприятий, есть. По словам родственников заключенных, строгий контроль введен в СИЗО-6 и СИЗО-5 по Санкт-Петербургу.

– По информации нашего источника, в СИЗО-5 оборудовали дезинфекционный тоннель: все, кто заходит с улицы, тщательно обрабатываются и только после этого заходят в изолятор. В больничном блоке практически каждые два часа проводится обработка поверхностей. Действительно врачи проводят покамерный обход с измерением температуры. И это хорошо, – говорит Анна Клименко.

По словам члена ОНК Анастасии Неказаковой, жалоб от заключенных в Санкт-Петербурге пока не поступало.

– Если вспышка в СИЗО будет, сложно сказать, когда мы сможем об этом узнать, все индивидуально. Но обычно люди находят способ сообщить о том, что есть проблема, – рассказывает Анастасия Неказакова.

Председатель ОНК Томской области Иван Шевелев отмечает, что в учреждениях ФСИН также приняты меры по предотвращению распространения вируса. По его словам, в учреждениях Томской области нет ни одного случая заражения.

– Меряют температуру всем, кто приходит в учреждение – и нам, и сотрудникам. Нам выдают маски, у адвокатов должны быть свои. Доступ ОНК в учреждение пока не ограничивается. Два раза в день в отрядах проводится уборка, каждую пятницу – генеральная уборка с использованием дезинфицирующих препаратов. Заключенные сами шьют маски, 11 тысяч в сутки одно из учреждений шьет. Но в масках там ходят только медики, все сотрудники масками обеспечены, надевают их, если видят, что человек, с которым они общаются, болеет, – рассказывает Иван Шевелев. – Конечно, там разобраться, почему человек болеет, сложно. Кроме того, у самих сотрудников уже профессиональная деформация и отношение к заключенным не очень хорошее. Но мы контролируем, периодически взываем к совести [сотрудников медсанчасти], и они начинают работать.

Амнистия

Правозащитники убеждены, что принимаемых в исправительных учреждениях мер недостаточно, чтобы предотвратить распространение вируса.

Правозащитники "Московской Хельсинкской группы" призвали российские власти провести "максимально широкую амнистию в кратчайшие сроки". В то же время в СПЧ (совет по правам человека) поступил проект закона об амнистии, которая затронет тех, кто находится в следственных изоляторах СИЗО. "В наших условиях это большая группа риска, и надо думать о том, как этот риск уменьшить – в первую очередь в СИЗО", – сказал Русской службе Би-би-си один из авторов проекта амнистии, директор Института прав человека Валентин Гефтер.

При этом в России из-за эпидемии коронавируса Госдума, как пишут "Открытые медиа", наоборот, может отказаться от амнистии в честь 75-летия Победы.

В то же время многие страны в условиях эпидемии уже начали разгружать пенитенциарную систему: амнистируют заключенных, которые признаны неопасными для общества, временно отпускают их из мест лишения свободы, переводят под залог.

Власти Лос-Анджелеса из-за угрозы распространения коронавируса отпустили из тюрем домой около 1700 заключенных, в Оклахоме – около 200 осужденных, в Калифорнии освободили по меньшей мере 1300 человек, во вторник будет принято решение об освобождении еще 3442 заключенных. В Англии и Уэльсе освободят до 4 тысяч заключенных в целях борьбы с распространением вируса. Власти Индии пообещали выпустить из мест лишения свободы более 3 тысяч человек. В Ирландии разработали план, цель которого – не допустить вспышки коронавируса в местах лишения свободы, временно на свободу выпустили заключенных из низкой группы риска. Иран выпустил из тюрем более 85 тысяч человек. Часть заключенных освободили в Судане, Иордании, Германии, Канаде.