- Почему в российской армии резко выросло число ВИЧ-инфицированных?
- Новое уголовное дело против матери чеченских активистов Заремы Мусаевой.
- Конституционный суд России разрешил изымать "коррупционные" активы без сроков давности.
ВИЧ И ВОЙНА
В российской армии резко выросло число носителей ВИЧ, отмечено в статье, написанной специалистами Главного военно-медицинского управления Минобороны. Этот процесс авторы прямо связывают с войной в Украине и насильственной мобилизацией. В четвертом квартале 2023 года число выявленных случаев вируса иммунодефицита человека среди российских солдат увеличилось в 20 раз по сравнению с довоенными показателями. Причем сами военные врачи признаются: это лишь вершина айсберга, ведь неучтенной остается почти половина ВИЧ-инфицированных.
С нами международный консультант по профилактике ВИЧ Алексей Лахов.
Ежегодно в преддверии Всемирного дня борьбы со СПИДом чиновники во всех странах отчитываются в успехах медицины на этом направлении. В этом году министр здравоохранения Михаил Мурашко тоже торжественно сообщил, что заболеваемость ВИЧ в России снизилась аж на 40% по сравнению с 2016 годом и находится на историческом минимуме. Правда, Роспотребнадзор не столь оптимистичен в отчетах, но в целом тоже наблюдает тенденцию на снижение заболеваемости. Насколько объективны эти оценки?
Алексей Лахов: Если рассматривать снижение заболеваемости в процентном отношении, то она действительно снизилась по сравнению с 2022 годом. Но если смотреть на абсолютные величины, то получается, что у нас, по данным Минздрава, в 2023 году все равно было выявлено 55 тысяч человек, а по данным Роспотребнадзора – 58 тысяч. И это гигантские цифры, которые говорят о том, что абсолютное количество людей с ВИЧ-инфекцией остается по-прежнему самым высоким в Европейском регионе и одним из самых высоких в мире. Поэтому не приходится говорить о том, что с эпидемией ВИЧ-инфекции покончено.
Абсолютное количество людей с ВИЧ-инфекцией остается самым высоким в Европейском регионе
Марьяна Торочешникова: По официальным данным, в России сейчас с вирусом иммунодефицита человека живут 855 142 человека. Столько людей состоит на диспансерном учете (предполагается, что на самом деле их значительно больше). Что вам известно о качестве жизни таких людей в России? Ведь сразу после начала так называемой "СВО" появились тревожные сообщения о том, что заканчиваются препараты, необходимые для антиретровирусной терапии, что ее очень сложно достать в маленьких городах.
Алексей Лахов: К сожалению, до сих пор приходят сообщения о перебоях. На сайт "Перебои.ру" за 2024 год поступило уже больше сообщений о перебоях с препаратами и диагностическими системами, чем за весь 2023 год. Дело в том, что в последние несколько лет Минздрав осуществляет закупки антиретровирусных препаратов, грубо говоря, в долг за счет бюджета следующего года. И поскольку в последнее время бюджет был очень сильно переориентирован на военные нужды, это не могло не отразиться на сфере здравоохранения.
Ситуация по-прежнему остается тревожной. Мы до сих пор видим сообщения о нехватке препаратов, о замене одного препарата на другой, менее удобный. В некоторых регионах не удается взять анализы на вирусную нагрузку, то есть по сути контролировать ход лечения пациентов.
Марьяна Торочешникова: А почему увеличивается количество людей с ВИЧ-инфекцией в российской армии?
Алексей Лахов: Я думаю, это связано с тем, что после начала так называемой "СВО" в армию начали брать, например, заключенных с ВИЧ. А после того, как начали платить гигантские суммы за подписание контракта, некоторые люди решили скрыть свой ВИЧ-статус. Поскольку военкоматам нужно выполнять план, они закрывали на это глаза. Возможно, какое-то количество людей заразились уже во время службы. Очень много ранений, связанных с отрывом конечностей: инфицированная кровь могла передаться другим в результате долгого контакта "кровь в кровь", когда один раненый товарищ выносит с поля боя другого. Возможно, на фронте нет доступа к стерильному оборудованию, что также могло способствовать распространению ВИЧ-инфекции.
Марьяна Торочешникова: А должны ли контролировать по этой части состояние здоровья военнослужащих, которые находятся на фронте, тестировать их?
В армию начали брать заключенных с ВИЧ-инфекцией
Алексей Лахов: Наличие ВИЧ-инфекции является отводом от военной службы и во время мобилизации, и во время призыва на срочную службу. Раньше был строгий контроль на входе: обязательно нужно было представить справки об отсутствии ВИЧ-инфекции, вирусных гепатитов, туберкулеза. Но после начала "СВО" нужно было наполнять армию новыми людьми взамен выбывающих, так что на это стали смотреть уже сквозь пальцы, и люди с ВИЧ-инфекцией уходили на фронт.
Марьяна Торочешникова: Насколько Россия не отстает от трендов? Можно ли говорить, что люди с ВИЧ в России сейчас могут жить полноценно и рожать здоровых детей?
Алексей Лахов: С точки зрения медицины Россия входит в число стран, где обеспечивается беспрепятственный доступ к лечению ВИЧ-инфекции. И законы, и Конституция гарантируют право на бесплатную медицинскую помощь, и в большинстве своем люди с ВИЧ действительно получают эту терапию, многие препараты действительно качественные. Но когда приоритет отдается военным нуждам, страдает как раз социальная сфера, сфера здравоохранения. А ВИЧ – это всегда была стигма, дискриминация, поскольку считается, что большинство людей, живущих с ВИЧ, – это люди, употребляющие наркотики, секс-работники, мужчины, имеющие секс с мужчинами, а значит, для них можно закупать лекарства в последнюю очередь.
Вот, возможно, сейчас мы как раз это и наблюдаем. Каким-то нозологиям до сих пор отдается приоритет, даже несмотря на военное время (онкологическим или сердечно-сосудистым заболеваниям), а людям с ВИЧ приходится подождать.
ЗАЛОЖНИЦА КАДЫРОВА
"Команда против пыток" просит спецдокладчицу ООН по правам человека в России Мариану Кацарову немедленно вмешаться в дело политзаключенной из Чечни Заремы Мусаевой. Правозащитники обращают внимание на заметное ухудшение здоровья женщины, у которой диагностирован инсулинозависимый диабет. Недавно против Заремы Мусаевой, которая отбывает наказание за мошенничество и нападение на полицейского, возбудили новое уголовное дело. На этот раз пожилую женщину обвиняют в попытке дезорганизации деятельности колонии из-за якобы нападения на сотрудника Службы исполнения наказаний. Команда против пыток называет Зарему Мусаеву заложницей Рамзана Кадырова, который борется с ее сыновьями Абубакаром и Ибрагимом Янгулбаевыми: они продолжают критиковать чеченского президента за нарушение прав человека.
Вот что о новом уголовном деле против Заремы Мусаевой думает ее сын – правозащитник Абубакар Янгулбаев.
Абубакар Янгулбаев: Это дело стало неким элементом борьбы Кадырова со свободой. Это пример, которым он пользуется, когда кому-то приходит в голову идти против режима. Для него сейчас принципиально дальше удерживать ее там. Конечно, этому нельзя найти какое-либо оправдание. Хотя сама власть уже и не ищет никаких оправданий, они уже понимают, во что ввязались, и будут идти до конца.
Никаких поисков объективности, никакого правосудия по этому делу нет
Там никакого состава, события преступления. Есть приказ от Кадырова, который сказал, что дело должно быть, и его сделали, точно так же, как сделали другие дела, где все изначально было абсурдно. Не было даже места совершения преступления, не было события совершения преступления, чтобы наша мама совершила какое-то мошенничество. Они утверждали, что она совершила это в Чечне, хотя в Чечне она не жила, это был просто повод для того, чтобы ее задержать.
Она, будучи диабетиком, без сил, сутки находясь без еды и сна, якобы напала на сотрудника и порвала ему лицо, даже кровь текла! Никаких доказательств этому не было! И все равно же прошло следствие, и прокурор утвердил, а суд узаконил. Апелляция – то же самое. Кассация в Пятигорске сделала так же. То есть никаких поисков объективности, никакого правосудия по этому делу нет, кроме стремления давить волю людей, даже за счет невиновных, даже за счет их матери.
И Кадыров абсолютно не брезгует опять повторить то же самое, сказать, что женщина в возрасте, которая болеет, передвигается либо на коляске, либо с дополнительными средствами для ходьбы, опять напала на здорового, рослого вооруженного сотрудника, якобы чуть ли не голову ему оторвала, и снова уголовное дело! Конечно, все понимают, что это абсурд, и в первую очередь сам Кадыров.
Больная пожилая женщина якобы напала на рослого вооруженного сотрудника!
Больше всего удивляет, что нет никакой реакции Кремля на это. Но сейчас я уже понимаю, что и Кремль точно такой же, Путин точно такой же. Что стоит отпустить бедную женщину? Учитывая, что ее можно обменять. Лучше держать в плену молодого мужчину, чем взрослую больную женщину. Но они даже на это не идут! Они не просто ушли на дно, они уже пробили дно и просто находятся в этом аду, просто уже работают на этот мир.
Я уже не надеюсь на то, что в России сработает закон или у людей проснется совесть. Но я не оставляю идеи освобождения своей матери. Так просто сдаваться мы не собираемся.
(АНТИ)КОРРУПЦИОННЫЙ ПЕРЕДЕЛ
У коррупции нет сроков давности, посчитал Конституционный суд России и разрешил забирать "коррупционные" активы без сроков давности. Это значит, что отобрать имущество, появившееся вследствие "деяний коррупционной направленности", можно будет и через 10, и через 20, и даже через 50 лет. И вроде бы борьба с коррупцией – дело благое, отмечают юристы, но в этом постановлении КС есть нюансы, из-за которых под угрозой может оказаться имущество любого жителя России, даже никак не связанного с коррупцией.
На видеосвязи с нами – директор Transparency International Russia Илья Шуманов.
Отмены сроков давности за коррупционные преступления много лет добивались правозащитники и активисты. Почему же недавнее постановление КС вызвало так много вопросов и критики?
Илья Шуманов: Контекст в России изменился с того момента, когда правозащитники и общество требовали этих норм. Движителем этого решения КС является Генпрокуратура, которая в последние два года изымает имущество и активы различных форм собственности у частных владельцев по всей стране. В Гражданском кодексе определены сроки исковой давности, и более чем на десять лет не может ретроспективно распространяться необходимость изъятия у коррупционеров их активов и имущества. А мы знаем, что какое-то количество активов было приватизировано с нарушениями еще в 90-е годы, в начале 2000-х. Генеральной прокуратуре необходимо было снять правовые ограничения, связанные со сроками, и изымать активы без ограничения.
Однако очевидно, что это постановление идет вразрез с конституционными правами граждан РФ, хоть и под благовидным предлогом – антикоррупционной борьбы.
Марьяна Торочешникова: Как это постановление отразится на добросовестных приобретателях имущества?
Илья Шуманов: Конституционный суд отдельно говорит про изъятие активов у чиновников или бывших чиновников, что это не должно касаться изъятия активов у третьих лиц, которым оно было перепродано, если эти лица не являются сообщниками или ассоциированными соответчиками, а являются просто номинальными владельцами. По идее, эта оговорка должна защищать добросовестных приобретателей. Но в реальности суды не особо разбираются.
Это постановление идет вразрез с конституционными правами граждан РФ
Вот, например, легендарное дело главы Серпуховского района Подмосковья господина Шестуна: изымали активы и его родственников, и людей, с которыми он давным-давно вел бизнес, и вообще случайные люди попадали. При этом не брали в расчет, законно или незаконно приобреталось имущество.
Был кейс знаменитого полковника Захарченко, у которого в квартире находили сумки с деньгами. И часть людей, например женщины, которые были с ним связаны, потеряли активы именно в силу того, что их признали ассоциированными, якобы деньги им давал Захарченко. Потом выяснялось, что это деньги их родителей или они сами работали, брали ипотеки, платили за квартиры. Но эти активы были изъяты, и суды особо не разбирались. Прокуроры стараются подстелить соломки, найти достаточно сильную аргументацию, предварительно поговорить с судами, чтобы те вынесли "правильное" решение. Поэтому вероятность того, что суды будут выносить решения не в пользу прокуратуры, минимальна.
Даже человек с достаточно серьезным лоббистским ресурсом, депутат Госдумы от "Единой России" Андрей Колесник, который по факту владел половиной Калининградского морского торгового порта, потерял свой актив по иску Генпрокуратуры! А что говорить об обычных людях, обывателях, у которых есть земельные участки, объекты недвижимости? А такие иски тоже существуют.
Марьяна Торочешникова: Правильно ли это расценивать как отчасти завуалированные попытки передела собственности в стране и, таким образом, отмены итогов приватизации? Тихой сапой через эти иски пытаются вернуть собственность государству?
Илья Шуманов: Вы правы. Есть разные типы исков, которые использует Генпрокуратура для изъятия активов. В одном случае это иски о национализации в случае подозрения в коррупции. Другие связаны с национализацией предприятий для лиц, владеющих этими компаниями, у которых есть, например, паспорта других государств. В третьих случаях речь идет о национализации стратегических предприятий, потому что собственники почему-то частные, а государство хочет получить этот актив себе. Есть и другие примеры, когда человека или группу лиц признают финансирующими ВСУ и под этим соусом происходит изъятие. "Экстремисты", "террористы" – любой ярлык наклеивают на собственников предприятий, и актив изымается. Например, такая история была с господином Невзоровым.
Марьяна Торочешникова: Всю семью Невзоровых признали организованной преступной группой.
Илья Шуманов: Уже никто не смотрит, забирают все, что возможно. Это политический шаг, не имеющий никакого отношения к праву.
Марьяна Торочешникова: Согласно Индексу восприятия коррупции, который Transparency International ежегодно представляет уже много лет, Россия сейчас занимает 141-е место и делит его с Угандой, Гвинеей и Кыргызстаном. И каждый год РФ спускается все ниже и ниже в этом рейтинге. Почему? Власти ведь постоянно заявляют, что они борются с коррупцией, устраивают показательные аресты и обыски, зачистили верхушку Минобороны, арестовали огромное количество мэров и глав районов.
Группа лиц получила контроль над ресурсами государства и распоряжается ими в собственных интересах
Илья Шуманов: Индекс восприятия – это внешняя оценка, не опирающаяся на статистику, это то, как воспринимается экспертами коррупция или прозрачность государственной системы. И идет оценка не только того, как государство борется с коррупцией, но и того, существует ли отторжение в обществе коррупционных практик, вовлечено ли гражданское общество в борьбу с коррупцией, есть ли свобода СМИ, которые могут писать на эти темы.
Россия здесь ничем особенно не может похвастаться, несмотря на то что силовые органы научились достаточно эффективно выявлять коррупционные преступления: это не меняет общей картины. Срубаешь одну голову – вырастает другая. Мы видим, что Минобороны насквозь пропитано коррупцией, но этого очень долго никто не замечал. Терпимость к коррупционным практикам на очень высоком уровне, но если принимается политическое решение о преследовании Минобороны, то сразу возбуждаются десятки уголовных дел. Видно, что это показная порка нелояльных людей или людей, которые потеряли покровителя.
Россия фактически исключена из антикоррупционной борьбы на международном уровне, не обменивается информацией с другими государствами. Это сокращает возможность выдачи преступников-коррупционеров. СМИ, писавшие о коррупции, признаны "иностранными агентами" или "нежелательными организациями", многие вынуждены переместиться за границу. И на этом фоне отдельные всплески, которые иногда называют "кампанейщиной", как, например, сейчас с Министерством обороны, точно не попадают под описание реальной, системной борьбы с коррупцией.
Некоторые эксперты называют Россию captured state (захваченным государством), где определенная группа лиц получила контроль над ресурсами государства и распоряжается ими в собственных интересах: своим – все, другим – закон. Такая модель работы российской государственной системы, разумеется, не может говорить о том, что Россия каким-то образом победила коррупцию или в состоянии преодолеть ее в ближайшем будущем.