150 лет назад, в конце ноября 1874 года, 20-летняя Дженни Джером Черчилль, дочь богатого американского финансиста Леонарда Джерома и супруга британского аристократа Рэндолфа Черчилля, младшего сына 7-го герцога Мальборо, решила развеяться, совершив прогулку в коляске, запряженной пони. Дорога оказалась недолгой, но тряской, и вскоре Дженни, находившаяся на поздней стадии беременности, почувствовала родовые схватки. Ребенок появился на свет 30 ноября, почти на полтора месяца раньше срока, но оказался удивительно здоровым и бойким. Настолько, что ему суждено было прожить 90 лет и стать, возможно, самым известным британским политиком всех времен, одним из лидеров коалиции держав, победивших во Второй мировой войне, а также, на склоне лет, лауреатом Нобелевской премии по литературе.
Уинстона Спенсера Черчилля знает каждый, кто имеет хоть какое-то представление о мировой истории ХХ века. Вернее, думает, что знает. Ведь с Черчиллем произошло несчастье, постигшее многих очень знаменитых людей: он превратился в упрощенный, двухмерный, "попсовый" образ. Бульдожья внешность, шляпа-котелок, толстая сигара в углу рта, пальцы, растопыренные в виде знака V, символа веры в победу – Victory, упрямство, смелость и самоуверенность – вот что в первую очередь ассоциируется с прославленным британским премьером у массовой публики.
На первый взгляд Черчилль кажется невероятным счастливчиком, баловнем судьбы. Бурная молодость кавалерийского офицера и журналиста-авантюриста, когда Уинстон несколько раз находился на волосок от смерти, но каждый раз сумел увернуться. Стремительная политическая карьера, в ходе которой он к неполным 50 годам успел побывать на всех ключевых постах в британском правительстве, кроме премьерского. Позднее – долгожданное премьерство, точнее два: первое, военное, принесшее ему славу победителя Гитлера, и менее яркое, но вполне достойное второе, в середине 1950-х годов. Десятки книг, написанных блестящим, изысканным языком, полным неожиданных сравнений и остроумных оборотов, и сотни речей, произнесенных таким же образом. Наконец, последние годы долгой жизни в ранге патриарха мировой политики и похороны в Лондоне – такого уровня, которого, за исключением членов королевской семьи, до Черчилля был удостоен лишь герцог Веллингтон, разгромивший Наполеона при Ватерлоо. Любимец фортуны, да и только.
Куда более сложный, интересный и неоднозначный образ Черчилля дают его биографы, по крайней мере лучшие из них, вроде Роя Дженкинса и Эндрю Робертса. Но их толстенные тома прочли относительно немногие, тысячи, но не миллионы людей. На их страницах и остается более или менее подлинный Черчилль, хотя ни один, даже самый тщательный биограф не в состоянии передать во всей полноте характер человека, тем более столь непростого. Историки демонстрируют другого WCS (этими инициалами Черчилль иногда подписывался), в чем-то более, а в чем-то менее симпатичного, чем поп-образ в котелке и с сигарой.
Скажем, Черчилль, ставший со временем одним из символов "британскости", долгие годы воспринимался многими коллегами-политиками и вообще современниками как изрядный фрик и чужак. Его экспрессивные манеры и политическую "недисциплинированность" (мало кому в Британии удавалось дважды сменить партию, не похоронив свою карьеру) приписывали "американской крови", унаследованной от матери. Само же честолюбие Черчилля, его стремление оставаться на первых ролях имело, помимо мистического предчувствия своей выдающейся судьбы (еще в школе Уинстон уверял приятеля-одноклассника, что однажды ему суждено "спасти Англию"), и более мрачные мотивы. Лет до пятидесяти Черчилль был уверен, что ему, как и его отцу – лорд Рэндолф скончался от загадочной болезни в 45, – не суждена долгая жизнь и он должен успеть сделать то, к чему предопределен судьбой. Была и другая причина, опять-таки связанная с отцом, который в детстве и юности относился к Уинни с незаслуженной холодностью, считая сына бездарным: Уинстон стремился доказать Рэндолфу, пусть и мертвому, что тот в нем ошибался.
Другой пример: "бульдог" Черчилль, с его железной волей, решимостью и готовностью к риску, был подвержен приступам если не клинической депрессии, то упадка настроения и неуверенности в себе, которую тщательно скрывал. К тому же он был весьма сентиментальным человеком, глубоко переживавшим не только действительно трагические события, вроде ранней смерти старшей дочери или бомбардировок жилых кварталов Лондона нацистской авиацией, но и разного рода "пафосные" моменты, когда его глаза часто были на мокром месте. Так, один из его помощников с иронией вспоминал, что во время визита в Париж спустя несколько месяцев после его освобождения от немцев Черчилль, старый франкофил, видя, как бурно его приветствуют толпы французов, так растрогался, что "наплакал два ведра".
Во время этого визита рядом с Черчиллем находился другой лидер с репутацией непреклонного волевого человека – Шарль де Голль. Его отношения с британским премьером в годы Второй мировой были настолько непростыми, что позднее Черчилль шутил – мол, самым тяжелым крестом в его жизни был Лотарингский (символ возглавленной де Голлем организации "Сражающаяся Франция"). Возможно, причиной послужило то, что эти два очень разных человека были схожи в одном: они твердо знали границы того, что считали недопустимым и чему были готовы противостоять. Это умение говорить "нет" вопреки неблагоприятным обстоятельствам и позволило обоим выстоять в критический год, с июня 1940-го по июнь 1941-го. Тогда Британия осталась один на один с Третьим рейхом после разгрома Франции, когда лишь незначительное меньшинство французов откликнулось на призыв к сопротивлению, с которым де Голль выступил из Лондона. Но это же качество обоих лидеров вело к тому, что между ними то и дело "летали искры".
Я склонен думать, что причина того, почему WSC по-прежнему остается актуальной и популярной исторической фигурой (снятый в 2017 году фильм "Темные времена", в котором Черчилля отлично сыграл Гэри Олдмен, пользовался успехом во многих странах), лежит именно здесь. Решительность в противостоянии злу в цене всегда, а особенно во времена, которые, как нынешние, постепенно становятся всё более темными. В остальном Черчилль – на самом деле фигура довольно архаичная. Как напоминает его биограф Эндрю Робертс, он был последним аристократом "старой закваски", стоявшим во главе британского правительства. Это означает, что его взгляды на общество и политику можно назвать старомодно-патерналистскими, хотя Черчилль умел работать с массами и успешно играть роль демократического лидера. При этом он оставался прагматиком и иногда даже циником, ярким примером чего служат его отношения со Сталиным, включая переговоры о разделе востока Европы на сферы влияния СССР и западных держав.
Решительность в противостоянии злу в цене всегда, а особенно во времена, которые, как нынешние, становятся всё более темными
Многие воззрения WSC сегодня кажутся дикими. Он долгое время выступал против избирательного права для женщин, не был чужд расизму, отчаянно сопротивлялся предоставлению независимости Индии и до конца своих дней был убежденным сторонником сохранения Британской империи, хотя задолго до его смерти в 1965 году стало ясно, что империя навсегда уходит в прошлое. Неудивительно, что в последние годы памятники Черчиллю в разных странах стали объектами нападений прогрессистских активистов, ставящих ему в вину всё это. Активисты, впрочем, совершают распространенную ошибку, не отделяя в наследии исторических деятелей то, что было определено нравами времен, когда эти деятели жили, от вневременнóго, сохраняющегося навеки.
Умение сказать "нет" злу относится к этой вечной части наследия Уинстона Черчилля. Недаром после нападения России на Украину Черчилль снова стал модным символом, с которым сравнивают поведение тех или иных современных политиков. "Украинским Черчиллем" в начале войны не раз называли Владимира Зеленского, и WSC, великому творцу афоризмов, наверняка понравился бы ответ украинского президента Джо Байдену в ответ на предложение эвакуировать его из Киева: "Мне нужно оружие, а не такси". К другим шагам Зеленского Черчилль, вероятно, отнесся бы скептически. Так, британский кабинет в годы войны с нацизмом был правительством национального единства, объединившим все политические силы; украинский лидер после российского вторжения продолжал полагаться только на собственную команду. Впрочем, война в Украине еще продолжается, и до вердикта истории в отношении ее главных действующих лиц пока далеко.
"Черчиллианские" моменты и мотивы возникали в связи с нынешней войной и в политике других стран. Канцлер ФРГ Олаф Шольц, через несколько дней после вторжения путинских войск в Украину объявивший о Zeitenwende – резком повороте во внешней и оборонной политике своей страны и полном разрыве с прежней тактикой заигрывания и умиротворения в отношении Кремля, сказал свое "нет" агрессии почти по-черчиллевски громко. Но, словно испугавшись собственной смелости, Шольц впоследствии заколебался и постепенно стал символом европейской нерешительности. Французский президент Эммануэль Макрон тем временем эволюционировал в другую сторону, от бесконечных телефонных разговоров-уговоров с Путиным в 2022 году до безоговорочной поддержки Украины в 2024-м. Впрочем, не только политики, но и общественное мнение разделено. Хотя, в отличие от Лондона в 1940-м, сейчас ракеты и бомбы падают на украинские, а не европейские и американские города, сторонников договоренности с агрессором на Западе ныне заметно больше, чем тогда.
Это еще одно доказательство того, что в истории могут повторяться сюжеты, но не их детали, в которых, как известно, и сидит бес. И каждая эпоха сама выбирает, что считать злом и как ему отвечать. А прошлому остается лишь смотреть на нас – например, черчиллевским взглядом исподлобья с его самого известного фотопортрета, получившего название "Рычащий лев".
Ярослав Шимов – журналист и историк, обозреватель Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
